Никольский листок №6 (143), 2012
К 130-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ СВЯЩЕННОМУЧЕНИКА
ПРОТОИЕРЕЯ СЕРГИЯ ГОЛОЩАПОВА
Сергей Иванович Голощапов родился 6 (18) июня 1882 года в подмосковном поселке Баньки Воскресенского уезда, где отец работал на текстильной фабрике рисовальным мастером.
По человеческим меркам жизнь его была непродолжительной, но наполненной событиями и делами, которых хватило бы на несколько жизней. За свои 45 неполных лет, которые пришлись на период больших потрясений в истории России и Русской Православной Церкви, он прошел путь ученого-богослова и преподавателя многих учебных заведений, священника и настоятеля четырех православных храмов и в конце жизни ему было дано «ради Христа не только веровать в Него, но и страдать за Него» (Флп. 1, 29).
После переезда семьи Голощаповых в Москву по личному желанию и рекомендации священника храма в Алексеевском Сергей поступил в Заиконоспасское духовное училище, затем окончил Московскую духовную семинарию, в 1908 году Московскую духовную академию, защитив кандидатскую диссертацию на тему «Божественность христианства». Учебный Комитет Священного Синода назначил молодого кандидата-магистранта в Московскую духовную семинарию преподавателем на кафедру философии, логики и психологии, где он проработал до закрытия семинарии в 1918 году. В эти же годы регулярно публикует свои статьи на духовно-просветительные темы в периодической печати и работает над магистерской диссертацией.
В 1917–1918 годах Голощапов трудился в секретариате Поместного Собора Российской Православной Церкви, выполняя обязанности делопроизводителя Отдела о высшем церковном управлении.
По благословению Святейшего патриарха Тихона, полученном во время личной встречи с ним в Донском монастыре, Сергий Голощапов был рукоположен в феврале 1920 года в диакона, затем в мае того же года возведен в сан иерея и назначен настоятелем храма святителя Николая в Покровском.
Ревностное и благоговейное отношения настоятеля Сергия Голощапова к совершению богослужений в полном соответствии с Церковным Уставом, неустанные увещевания молящихся в проповедях и во время индивидуальной исповеди в необходимости строгого исполнения христианских заповедей и традиций в повседневной трудовой и семейной жизни, духовно-образовательные беседы о вере, смысле церковных служб, духовных песнопений и молитв – все это вскоре превратило храм святителя Николая в Покровском в настоящий церковно-общественный центр, в который стекались не только члены своей общины, но и православные из других храмов. Для внебогослужебной церковно-приходской деятельности было создано Николо-Покровское сестричество.
В 1921 году протоиерей Сергий Голощапов был приглашен в качестве приват-доцента на кафедру философии закрытой, но продолжающей существовать на полулегальном положении Московской духовной академии. Свои лекционные занятия протоиерей Сергий проводил в Никольском храме и в храме Покрова Пресвятой Богородицы Покровской общины сестер милосердия.
Весной 1923 года отец Сергий вынужден был перейти по состоянию здоровья на инвалидность: возобновился процесс в легких, порок сердца, операции по удалению аппендицита и грыжи. Врачи настоятельно потребовали временно оставить работу и дать передышку больному организму. Пришлось оставить Николо-Покровский храм, кафедру Московской духовной академии, преподавание русского языка и литературы в общеобразовательной школе. Для того чтобы прокормить семью (жену, ее престарелую мать, сына) стал давать частные уроки немецкого языка.
В 1923–1926 годах отец Сергий иногда и неофициально служит в Никольском единоверческом мужском монастыре на Преображенском кладбище, где ранее служил его друг по Академии епископ Никанор (Кудрявцев). В период с 1926 по 1929 год священствует в древних храмах Китай-города – в нижнем храме во имя иконы Грузинской Божией Матери церкви Святой Троицы в Никитниках и в храме Николы Большой Крест на Ильинке. Протоиерей Голощапов по-прежнему верен своим представлениям о необходимости сохранения порядка богослужений в полном соответствии с Уставом Церкви без каких-либо изъятий и изменений, по-прежнему пытается создать крепкую общину христиан-единомышленников, стремящихся к духовному совершенству и братской христианской сплоченности в противостоянии разрушающей силе безбожия и нестроений в церковной среде.
Взгляды отца Сергия были созвучны взглядам протоиерея Валентина Свенцицкого, настоятеля храма Николы Большой Крест на Ильинке, расположенного в 10 минутах ходьбы от храма в Никитниках. В понимании протоиерея Валентина для нравственного и духовного совершенствования в условиях существующего гонения на Церковь и нарастающего безбожия необходимо было внутренне, духовно воздвигнуть как бы монастырскую стену между своей душой и миром, во зле лежащем, не допускать, чтобы его суета, его зло захлестнули душу.
Взаимоотношения между Церковью и государством в России после 1917 года складывались трагически и трудно. Революционные декреты о свободе совести, отделении Церкви от государства, свободе всякого вероисповедания остались на бумаге. На смену им пришли партийные административные постановления и планы полного искоренения религии, закрытия всех храмов, физического уничтожения духовенства, провозглашались лозунги типа: «К 1 мая 1937 года Имя Бога должно быть забыто на всей территории СССР».
В этих условиях жестоких гонений и арестов в церковной среде не было единства. Требования полной церковной свободы даже ценой своей гибели одних пастырей и поиск компромиссов с безбожной властью других разделили церковное общество на противостоящие друг другу течения.
Протоиерей Сергий Голощапов в 1927 году, находясь в оппозиции к церковной политике, проводимой заместителем Местоблюстителя Патриаршего престола митрополита Сергия, присоединился к московским иосифлянам, возглавляемым о. Валентином Свенцицким. В Москве на сторону митрополита Иосифа (Петровых) перешли три прихода: храм Троицы в Никитниках, храм Николы Большой Крест на Ильинке и храм Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня (настоятель Александр Сидоров).
После ареста протоиерея Валентина в 1928 году протоиерей Сергий Голощапов заменил его в должности настоятеля храма Николы Большой Крест.
4 октября 1929 года протоиерей Сергий был арестован, заключен в Бутырскую тюрьму и по решению тройки при ОГПУ МО по статье 58 п. 10 УК приговорен к трем годам ИТЛ и сослан в Соловецкий лагерь особого назначения. Так начался его исповеднический крестный путь, который пролег в 1929–1937 годах через лагерь в Соловках, ссылку в Мезени Архангельской области, куда была также выслана на «вольное поселение» его жена Ольга Борисовна, принудительное (после окончания срока) проживание в Муроме и с 1935 года в Можайске.
Можайск 1930-х годов был переполнен теми, кто вернулся из мест заточения или ссылки и не имел права жить ближе 101 км от столицы. Работы в городе не было, числился человеком «без определенных занятий», кормился частными уроками на дому в Москве, болел, страдал трофическими язвами на ногах. Жене Ольге Борисовне удалось устроиться домработницей ради небольшого заработка, сын Павел, живший долго самостоятельно, работал экономистом в «Союззаготшерсть».
В крохотной каморке, которую отец Сергий снимал в Можайске, был устроен им маленький алтарь, перед которым он ежедневно молился. 7 декабря 1937 года его арестовали, когда он совершал перед своим домашним алтарем всенощную. В обвинительном заключении от 9 декабря 1937 года записали: «Голощапов имел все необходимое из церковной утвари для проведения религиозных обрядов, ходил по домам верующих и тайно проводил необходимые религиозные обряды, и вместе с этим вел контрреволюционную агитацию». 16 декабря тройка при Упр. НКВД СССР, обвинив Голощапова Сергея Ивановича в контрреволюционной деятельности, приговорила его к высшей мере наказания.
19 декабря 1937 года, в Николин день, протоиерей Сергий был расстрелян на Бутовском полигоне, жизнью своей и кончиной подтвердив верность распятому и воскресшему Христу Спасителю.
27 декабря 2000 года Постановлением Священного Синода Русской Православной Церкви имя протоиерея Сергия Голощапова было включено в Собор новомучеников и исповедников Российских XX века.
ИЗ ИСТОРИИ ХРАМА ПОКРОВА ПРЕСВЯТОЙ БОГОРОДИЦЫ В РУБЦОВЕ
Продолжение. Начало в № 1, 2, 4, 5 (138, 139, 141, 142) за 2012 г.
К 400-ЛЕТИЮ ИЗБАВЛЕНИЯ МОСКВЫ И РОССИИ
ОТ ПОЛЬСКО-ЛИТОВСКИХ ЗАХВАТЧИКОВ В 1612 Г.
«Семибоярщина» и присяга Москвы королевичу Владиславу
В любимой во все времена «Истории государства Российского» Николая Михайловича Карамзина об этом событии рассказано столь реально, что ни один раз во время чтения захватывают определенные патриотические эмоции негодования по поводу происходящего: «Утвердив договорную грамоту подписями и печатями, с одной стороны – Жолкевский и все его чиновники, а с другой – бояре, звали народ к присяге. Среди Девичьего поля, в сени двух шатров стояли два алтаря, богато украшенные; вокруг алтарей духовенство. Патриарх, святители с иконами и крестами: за духовенством — бояре и сановники в одеждах, блестящих серебром и золотом, далее бесчисленное множество людей, ряды конницы и пехоты с распущенными знаменами, ляхи и россияне. Все было тихо и чинно. Гетман со своими воеводами вступил в шатер, приближился к алтарю, положил на него руку и дал клятву в верном соблюдении условий за короля и королевича, Республику Польскую и Великое княжество Литовское, за себя и войско. Тут два архиерея, обратясь к боярам и чиновникам, сказали громогласно: “Волею Святейшего Патриарха Ермогена призываем вас к исполнению торжественного обряда: целуйте крест, вы мужи думные, все чины и народ, в верности к Царю и Великому князю Владиславу Сигизмундовичу, ныне благополучно избранному, да будет Россия со всеми его жителями и достоянием его наследственною державою”. Раздался звук литавр и бубнов, барабанов, гром пушечный и клик народный: “Многие лета Государю Владиславу! Да царствует с победою, миром и счастьем!” Тогда началась присяга: бояре и сановники, дворянство и купечество, воины и граждане, числом не менее трехсот тысяч, как уверяют, целовали крест с видом усердия и благоговения» (Великая Русская Смута. М., 2007. С. 517).
Приведен был к присяге и крестному целованию и 14-летний юный стольник Михаил Романов. Летом 1610 года инокиня Марфа Ивановна с сыном после долгого отсутствия вернулись в Москву и расположились в своем родовом боярском подворье на Варварке. Этим же летом вернулся в Москву митрополит Ростовский Филарет (Романов).
«Одним словом», — с определенной долей иронии заключает Н. М. Карамзин свой рассказ о присяге 27 августа 1610 года, — «умный гетман достиг цели — и Владислав, хотя только Москвой избранный, без ведома других городов и, следовательно, незаконно, подобно Шуйскому, остался бы, как вероятно, царем России и переменил бы ее судьбу ослаблением самодержавия, может быть, и судьбу Европы на многие века, если бы отец его (Сигизмунд III) имел ум Жолкевского».
Переговоры под Смоленском
11 сентября 1610 года после ранней обедни и напутственного молебна в Успенском соборе Московского Кремля состоялся отъезд Великого Московского посольства во главе с князем Василием Васильевичем Голицыным и митрополитом Ростовским Филаретом (Романовым). Всего в состав посольства «ото всея Земли» входило более тысячи человек.
Согласно договору, заключенному 17 августа 1610 года между гетманом Жолкевским и боярским правительством, пунктом 20 было определено: «Отправиться великим послам Российским к государю Сигизмунду и бить челом, да крестится Государь Владислав в веру греческую и да будут приняты все ныне условия, оставленные гетманом на разрешение Его Королевского Величества». Послы уезжали с твердым наказом Боярской думы и Святейшего патриарха не возвращаться домой до тех пор, пока королевич Владислав не будет пожалован королем Сигизмундом на московский престол. Помимо этого католик королевич Владислав должен был креститься в веру православную в Смоленске от митрополита Филарета и смоленского епископа, чтобы прибыть в Москву православным царем, обещать жениться на девице греческого закона и осада Смоленска королем Сигизмундом должна быть снята. Патриарх Ермоген, благословляя послов и членов посольства после молебна, напутствовал их пожеланиями не прельщаться никакими обещаниями польского короля и неотступно держаться статей заключенного в Москве договора.
Отправляясь в дорогу, послы не знали того, что в тот самый день, когда Москва присягала Владиславу, гетман Жолкевский получил грамоту от короля Сигизмунда, в которой тайно приказывалось гетману занять Москву польским войском и привести первопрестольную к присяге не королевичу, а самому королю.
По договоренности гетмана с боярским «седьмочисленным» правительством 21 сентября 1610 года вопреки статье заключенного договора польские и немецкие наемные роты, стоявшие под Москвой, тайно под покровом ночи «без барабанного боя и со свернутыми знаменами» вошли в город и в Кремль. Так без единого выстрела столица была предательски «сдана» боярами неприятелю под предлогом охраны порядка и защиты населения от возможного нападения Лжедмитрия II.
Второе требование короля Сигизмунда о присяге ему, а не Владиславу, гетман Жолкевский счел неисполнимым, так как понимал, что Москва ни за что не подчинится королю-католику и гонителю православия. С надеждой убедить короля лично в необходимости одобрения и принятия заключенного им договора гетман, захватив с согласия боярского правительства в качестве «военного трофея» царя Василия Шуйского и двух его братьев, отправился под Смоленск в лагерь Сигизмунда. После встречи и разговора с королем гетман Жолкевский подал в отставку в знак несогласия с королевским стремлением продолжать войну с Московским государством.
7 октября 1610 года Великое Московское Посольство увидело крепостные стены осажденного Смоленска и королевский стан Сигизмунда, куда послов не впустили. Расположились в шатрах на пустом берегу Днепра, терпя ненастье, холод и голод. Начались трудные продолжительные переговоры. Русские послы настойчиво требовали исполнения всех статей договора, утвержденного клятвою гетмана от имени короля и Республики. Польская сторона стояла на своем: «в крещении и женитьбе Владислава волен Бог и Владислав» и что только после утверждения условия договора на Сейме в Варшаве «король даст им сына в цари, но прежде заняв Смоленск, истребив Лжедмитрия и совершенно умирив Россию». По ходу обсуждения послы напомнили Сапеге, участнику переговоров, что «ваши грабители еще более чем самозванцы» оставили после себя вместо цветущих городов и селений «единственную тень их, пепелища, обгорелые стены» и, заглядывая в будущее, предупреждали надменных поляков, что «государство Московское обширно: еще не все разрушено, не все пало; есть Новгород Великий, многолюдная земля Поморская и Низовая; есть царство Казанское, Астраханское и Сибирское! Не снесут обмана и восстанут… Господь да спасет и вас и нас от следствий ужасных» (Великая Русская Смута. М., 2007. С. 523).
24 ноября 1610 года король предпринял новый штурм Смоленска, три раза поляки вместе с казаками-тушинцами и немцами приступали к взорванной Грановитой башне и были отбиты защитниками города-крепости.
Переговоры с поляками затянулись. Месяц за месяцем проходил в бесполезных словопрениях и пререканиях. Московские послы держались статей договора, не поступаясь ничем, поляки продолжали уже открыто требовать сдачи Смоленска, отказа от крещения в православную веру королевича Владислава, подчинения Москвы Сигизмунду.
Подобные повеления князь Голицын и митрополит Филарет стали получать и от московских боярских правителей, среди которых появились люди, «преданные и почитающие» Сигизмунда. Свой отказ исполнять эти повеления боярского правительства послы объяснили полякам тем, что ни одна их этих грамот не была подписана патриархом: «Мы не одними боярами посланы, а патриархом, боярами и всеми людьми Московского государства». После очередного категорического отказа подчиниться требованиям польских сенаторов московские послы князь В. В. Голицын, митрополит Филарет (Романов), дьяк Томила Луговский и другие члены посольства были взяты под стражу и пленниками в апреле 1611 года отправлены в Польшу, где пробыли в неволе почти девять лет.
Междуцарствие и время пробуждения народных сил
Уже в конце 1610 года по Москве поползли слухи о трудных переговорах под Смоленском и неудаче Великого Посольства, также о том, что королевич Владислав в Москву не едет, а король Сигизмунд собирается после взятия Смоленска владеть Москвой сам, но уже дает приказы от своего имени Боярской думе, будто московский государь, не имея на это права. Жалует чины, места, земли боярам и служилым людям «к нему усердным». Возмущались также тем, что Гонсевский, сменивший уехавшего гетмана Жолкевского, в согласии с Думой запрещает жителям носить оружие, выходить ночью из домов, толпиться на площадях города, усилил стражу в Кремле, заменяя стрельцов своими людьми.
В декабре 1610 года гонцы привезли вести из Калуги об убийстве 11 декабря 1610 года Лжедмитрия II. Во время прогулки за городом он был застрелен сопровождавшим его ногайским князем Петром Арасланом Урусовым с последующим вслед за убийством отсечением головы. Труп самозванца пролежал в холодной церкви до своего захоронения более месяца, и толпы окрестных жителей приходили смотреть на голову, положенную отдельно от тела.
Избавившись от врага, угрожавшего столице два с лишним года, стали думать о соединении всех сил для изгнания поляков и избавления от их местных приспешников, «воров и изменников», заполонивших Москву и разбойничавших во многих землях Московского государства. Город сносился с городом грамотами, писали и наказывали словесно, что пришло встать за веру и отечество. Особенное действие имели две грамоты: одна к жителям Москвы от смолян, другая от москвитян ко всем россиянам.
Смоляне писали в своей грамоте о бедственном положении православных христиан в городах и уездах Смоленской земли, захваченных поляками, о своем гибельном пути уступок польскому королю для защиты душ своих от угрозы подчинения латинской вере и страха смерти посечением, пленением и рабством, неоправданными надеждами на пощаду и милость победителей и предупреждали москвитян и всех россиян о злых умыслах Сигизмунда III против Московского государства.
Г. А. Главатских
Продолжение следует
ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ
11 июня 2012 года скончалась наша прихожанка Татьяна Серафимовна Матвеева. Она жила в доме № 41 по улице Гастелло и часто бывала на богослужениях и беседах со священником в нашем храме.
Родилась Татьяна Серафимовна 26 сентября 1924 года в Петелинском районе Рязанской области. В семье было шестеро детей, она была старшей дочерью. Отец погиб на фронте в боях на Курской дуге под Прохоровкой. В 1941 году, спасаясь от голода, семья переехала в хутор Веселый на Дон. При наступлении немцев все спрятались, была жара, до колодца 200 метров открытого пространства простреливалось, все боялись пойти за водой. Она выбежала с ведрами и два раза принесла воды. Ей тогда было 17 лет. С лета 1942 по декабрь 1943 года находились в оккупации. Как-то солдат-румын хотел отобрать у матери последнюю курицу, и наставил дуло автомата на мать Татьяны, а Татьяна перевела дуло автомата на себя.
С 1943 по 1945 год Татьяна работала в оборонной промышленности в городе Сасово Рязанской области. В 1948 переехала в Москву, работала на железной дороге весовщицей до 1978 года, затем санитаркой при 1-ой гинекологической больнице до 2001 года. Стаж работы 58 лет. Награждена медалью Ветеран труда. Как ветеран Великой Отечественной войны награждалась всеми юбилейными медалями.
Она была очень хлебосольной, ее любили все родственники и по праздникам собирались у нее в коммунальной квартире. Когда родные приезжали в Москву из других городов, они всегда останавливались у нее.